О снегирях 

Дополнительные жанры: Антиутопия

Теги: #любовь

Описание:Лучший способ подружиться с диковатым эленцем - дать ему погладить снегиря.

Бета:

О СНЕГИРЯХ

— Ты куда? — Рой широко зевнул в небо и повел плечами.

Рубен тоже встрепенулся, смаргивая сонные слезы, и внимательно уставился Лео в лицо, будто пытаясь прочитать что-то в безразличном взгляде.

— Ненадолго.

Рой сонно покосился вслед, но даже не двинулся, только переступил в сугробе, как застоявшийся конь, и опять прикрыл глаза. Ночное дежурство и ленивый полдень сделали свое дело, и старший Пернатый пригрелся у столба. Беспокойный Рубен неуверенно потеребил того за рукав форменной куртки, но, получив в ответ рык, быстро угомонился. Привалился к широкой спине старшего и тоже заклевал носом. Да уж, хороши защитники — двое спят на посту, как суслики, а третьего понесло невесть куда. Будь тут Джулиус — оттаскал бы за уши всех троих, и пофиг, что руки только две. Он же Координатор, а ко всему прочему — рекрутер Пернатых. Ему можно.

Но в самом деле, сколько можно — они уже в три рейса прошлись туда-обратно, от территорий Северного штаба до Речных заводей — разумеется, везде все было в порядке, редкую полуденную толпу не донимали даже карманники. А спать хочется и Пернатым.

Только не Лео.

Его тело прекрасно переносило один-два дня без сна — потом, конечно, начнет потихоньку вести, особенно если получить пару смертельных ран — но в практике Пернатых такое случалось нечасто. Кроме спонтанных налетов Лу, которая просто скучала без неубиваемого "братика" — именно так она звала его шепотом, проворачивая нож в ране — ничто не будило регенерацию Лео.

А вот от мысли, что где-то на Равенне уже шелестит шагами его задание, сердце пускалось вскачь.

Алистер предупреждал, что эта новость может обострить кодировки. Но никогда не говорил, что от желания схватить, прижать и не отпускать будет мутиться в голове. И поди пойми, что это — все те же звериные заскоки или маленький фетиш на вредных эленских принцев.

Лео заметил его еще вчера, но повода развернуться на сто восемьдесят градусов и драпануть от отряда не нашлось. Всю ночь лицо эленца маячило перед глазами, даже кусок в горло не лез. Алан, раздобывший на кухне рыбные котлеты, настоящий деликатес столовой Пернатых, пожал плечами и уплел две порции разом.

Зимняя Равенна сверкала мелкими катышками снега. В плотном графике метелей метеорологи все же нашли место для пары ясных дней, на голографическом небе — ни облачка, и лишь снующие по служебным шлюзам метеоботы подсказывали, что к вечеру жителям Райского уголка устроят буран.

Но, даже если включить продувку всех воздуховодов разом — Лео не собьется со следа. Он чует ярко, четко, словно видит.

Совсем рядом мечется белой тенью птица. Не похожая на равеннских голубей и попугаев — с крыльями из метели и перьями чище снега. Таких нет ни у одной голубятни Равенны, там все крылья пропахли серой и пеплом, потускнели, тронешь — и осыпятся с тихим шорохом. А этот рванется, нырнет — и взмоет ввысь, сверкая тонким шлейфом льда.

Алистер не раз говорил, что эленцы — странный народ. Еще бы это не оказалось правдой, Отец ведь никогда не врет. Однако Лео и подумать не мог, что будет так ярко чуять человеческий след. Будто вся Равенна разом опустела, и в этой тишине невесомый шорох крыльев несся громче Пернатых голосов.

Нюх вел его сам, сталкивая на длинные переходы и в лифты. Полумрак сменялся полуденным светом, Лео щурился и беспокойно озирался. Где же он, где же...

Собственные шаги звучали гулко, будто по пустым консервным банкам. Влажный хруст снега, стук о шершавый камень Четвертой площади, мокрые решетки эскалатора. Горячий обдув на входе, а потом — опять в кусачий мороз, дерущий за уши. Казалось, воздух блестел так и не выпавшим снегом.

Поворот, другой. Стих мирный гул Радианы, остался лишь шорох лопастей и гулкая тишь водопроводов. Стены Приграничья топорщились короткими тенями, захлестывая тропинку — она была такой узкой, что временами приходилось обходить встречных прохожих по крыльцу. Мимо промчались гомонящие мальчишки, вздымая белоснежные перья.

Совсем близко.

Может, крыльев у него и нет — но пахнет именно так. Свежо и холодно, не надышишься. Лео все замедлял шаги, будто надеясь на что-то...

Что сейчас, за углом, покажется далекий высокий силуэт. Что мелькнет красная точка на белом плаще — глаз дракона-альбиноса, символа "Когтя". Что в голубых эленских глазах вспыхнет узнавание и...

Лео ступил на перекресток.

Курносый нос раскраснелся, на бледной шее дернулся кадык. Плотный синий шарф топорщился, как хомут. Наверху, на проводах, гроздьями сидели "утепленные" голуби — невероятно пушистые, как живые варежки.

Седой мальчишка вытягивал шею, вглядываясь в округлые силуэты птиц. Он аж на цыпочки встал, теребил тяжелые дужки очков — и смотрел жадно, как в первый раз. Дыхание цеплялось за стекла изморосью.

Ростом парень едва доставал Лео до плеча — как и полагается породистому эленцу. Говорят, без синхронизации они со временем все же взрослеют, ну а пока пятнадцатилетнему парню — весьма вредному и серьезному, если верить досье — с трудом можно было дать двенадцать.

Вышитое на рукаве число "13". Ирония — единственный безнадежно "крайний" в семье Соллайт родился именно под несчастливым числом.

У ног, в сугробе, валялась худая сумка, из которой выглядывал уголок книги.

Неужели это он, неужели и впрямь...

Лео не раз видел фотографии Ориона — хоть он и не светился особо на официальных приемах, а особняк Соллайтов охранялся достаточно хорошо, чтобы не подпускать слишком близко любопытных имперцев. Пара фотографий все же была, и отовсюду в камеру смотрел загнанный голубоглазый мальчишка. Но каждый раз хотелось мотнуть головой: "Это не он". Не бывает, чтобы воробьи вырастали в орлов, не бывает, чтобы из забитых "крайних" эленцев выходили великие Лидеры.

"Не он, не он", — звенело в голове, мелькало кадрами почти забытого прошлого. Всего этого и впрямь еще нет.

Наверное, именно в эту секунду Лео по-настоящему поверил, что он в прошлом, и все это еще не сбылось.

А нюх тянул все ближе, мощно, упрямо. И Лео шагнул.

На плечо плюхнулся пушистый комочек. Мелкие лапки поскребли по темной ткани — Лео, не глядя, протянул палец, и снегирь перебрался на руку. Когда эленец обернулся на хруст шагов, под нос ему ткнулись сложенные лодочкой ладони.

— Не хочешь погладить?

Снегирь послушно сидел в ладонях, царапая пальцы мелкими коготками. Мелкое сердечко колотилось совсем рядом, сожмешь пальцы — и конец. А птица все равно не улетала, даже когда эленец неуверенно протянул руку и тронул мягкие перья.

Где-то внизу надменно фыркнула Лу. Стоило разжать руки — снегирь вспорхнул куда-то в сторону. Эленец машинально дернулся следом.

Наверное, это странно, когда Пернатый вдруг обнимает незнакомца, да еще приезжего, да еще в Приграничье. Лео об этом и не думал, задумчиво смяв в объятиях тонкую фигуру. Тот испуганно рванулся.

Чужое сердце застучало чаще. Страх. Ну, разумеется, на что еще рассчитывать звероглазому Пернатому.

— Хочешь посмотреть на птиц? — выдал Лео внезапно охрипшим голосом.

И на секунду, всего на секунду, в голубых эленских глазищах загорелось что-то знакомое.

В голове что-то щелкнуло.

"Он".

Мальчишка оказался совсем легким — наверное, по сравнению с Рубеном, который при обманчивой худощавости весил прилично. Эленец тут же засучил ногами, пытаясь вывернуться из крепких объятий.

"Он".

Солнце пригревало спину. Лео заурчал, уткнувшись носом в седой затылок.

"Нашелся..."

— Поставь на место, глаза выгрызу, — прошипел эленец, вытаращив голубые глазищи.

А Лео все лыбился, а потом и вовсе сорвался на громкий, искренний смех. Ему было плевать, как на эту сцену таращился Владыка с банкой энергетика в рука, что эленец злобно шипит и норовит взаправду полоснуть ногтями по глазам, что под весом тринадцатого принца его шатает, как пьяного, что коленка заныла от особо меткого удара.

Под ребрами что-то тихо тлело, под ребрами что-то жило.

Снегирь перебирал лапками по поручню, хохлился, ероша красные перья. А потом легко вспорхнул и нырнул в воздуховод. Наверное, когда они увидятся вновь — Лео изведут ревностью. Лу вообще не нравилось, когда для счастья ей предпочитали кого-то еще.

Но кто ж знал, эленец весь зарос льдом одиночества, и по шее вьется иней глубокой тоски. Лео согреет, Лео сумеет.

И первый шаг — назвать по имени.

— Орион.